Mais non ! Ce n'était pas un songe. Les fastueuses toilettes de ces grandes dames qui avaient été la mère, l'aïeule, l'arrière-grand-mère du baron de La Faille étaient là, bien réelles, entassées, ramenées au jour tout exprès pour qu'une fillette de ce siècle décidât, parmi elles, celle qu'elle mettrait pour aller au bal. Et chacune de ces robes miraculeuses, brillant de mille reflets, semblait se faire tentatrice, chuchoter : " Moi ! moi ! choisis-moi ! " comme si elles aspiraient, après ce long séjour dans les ténèbres des coffres, à parer encore une fois un corps souple, à mouler un jeune sein ferme et chaud, à froufrouter autour de jambes fines, à se balancer dans le mouvement d'une valse, à resplendir - robes vaniteuses comme des femmes ! - à étinceler une fois encore aux lumières - ces lumières ne fussent-elles que les quinquets du père Kopf !
Но нет! Все это было не сон. Роскошные туалеты, принадлежавшие важным дамам - матери, бабке, прабабке барона де Ла Файля, - громоздились здесь, наяву, чтобы современная девушка выбрала среди них тот, в котором она пойдет на бал. И каждое из этих волшебных платьев, переливаясь всеми цветами радуги, казалось, шепотом искушало ее: "Меня! Меня! Выбери меня!" - словно после долгого лежания в темном сундуке все они мечтали украсить собой гибкий стан, прильнуть к юной груди, упругой и теплой, пошуршать вокруг стройных ножек, покружиться в ритме вальса, поблистать - платья тщеславны, как женщины! - покрасоваться еще разок в свете огней, пускай это будут всего лишь масляные лампы папаши Копфа!